Дальше Пекла не сошлют (часть 2)

Строго говоря, в обед разбредаться заключенным не полагалось. Но зиндан-аштэдам следить за этим было откровенно лень и, раздав миски с похлебкой и неизменные полоски вяленого мяса, дополнявшие скудный рацион, дежурная команда убралась восвояси, предоставив заключенных самим себе. Этот короткий период уединения ценился всеми, вот и Найренги забрался в тупиковый туннель и, устроившись на камне, взялся истреблять похлебку, отложив мясо на потом. 
Тут-то его и застал косой воришка по прозвищу Терьяк – так-то человечишка пропащий, да еще и совсем свихнувшийся от хуласэ. Рожей Терьяк не вышел от рождения, а теперь из-за постоянного жевания дурмана у него еще вечно текли слюни, а на языке, которым он облизывал губы, издалека были видны гнойные язвы. В столице, где хуласэ временами входил в моду, любитель зелья просто бросил бы его на время, сходил к лекарю и скоро был бы как новенький. Но Терьяк то ли с рождения был глуп, то ли выбили ему последний ум, когда наказывали за кражу мяса из общего котла. Так или иначе, весь день (да бывало и по ночам) бродил несчастный воришка в поисках чего-нибудь пригодного для приготовления дурмана. Поскольку столичных разносолов в Пекле отродясь не водилось, вяленое мясо было единственным вариантом. Умельцы (или глупцы) укладывали его в жидкий камень и через пару дней хуласэ выходило вполне сносным, впитав резко пахнущее вещество, от которого жующий его впадал в легкое забытье, грезил о разных приятных вещах и пробуждался с головной болью. В столице, конечно, готовили хуласэ более изысканно. С фруктами и ароматическими добавками, почти полностью перебивающими запах. Здесь всего этого не было и от Терьяка за пять футов несло как от взлетающего элементолета.

Когда он, шатаясь, вышел из-за поворота, Найренги сразу понял, что уединился он зря. Глаза у Терьяка были совсем безумные и выпрашивать мясо он явно не собирался. В другое время Найренги бы легко скрутил воришку, но как назло решил посидеть с удобством на обрыве, свесив ноги, эстет столичный и теперь все что надо было Терьяку сделать, это столкнуть его да забрать вожделенные полоски мяса. А между тем в руках у воришки была увесистая дубинка – видно откопал где то часть крепежа от старых, взорванных шахт, а у Найренги только ножик длиной от силы в ладонь, и тот припрятан за пазухой; либо доставать, либо вскакивать на ноги.

А Терьяк-то дурак-дураком, но видно почуял, что к чему, дубинку крутанул и вперед, куда дурман делся. Найренги от греха подальше решил все же отойти от края и успел вскочить на ноги, да так получил дубиной по плечу, что чуть не заорал от боли – скотин Терьяк навтыкал в нее острых обломков камня. Потом дыхнул Найренги в лицо выхлопом и снова поднял дубину. Злосчастный акробат уже было решил, что конец ему, нож никак не достать, и увернуться негде. Вдруг хлоп!  -выстрел, за ним второй. Терьяк обмяк весь и повалился вперед, прямо на Найренги. Ну дубина одно, мертвая туша – другое, посторонился, пропустил мимо себя и первым делом глянул кто же это пришел ему на помощь. Вопрос был хороший, туфенги в шахты запрещалось приносить даже аштэдам, а судя по звуку, прикончили Терьяка совсем не из пращи.

Стрелок стоял на выходе из туннеля, не прячась, и Найренги сразу подобрался, не зная как реагировать. В руках незнакомец держал небольшой ручной туфенг, меньше всех, которых Найренги когда-либо видел. Одет был странно: длинная свободная туника густого синего цвета, шитая золотом, поверх нее что-то вроде металлических доспехов, на голове шлем с маской в виде оскаленного черепа, скрывающей лицо. Ростом не высок, примерно как сам Найренги. Молчание затянулось, Найренги ждал, незнакомец тоже не спешил подходить, будто тоже не очень понимал что делать. Потом как-то неуверенно шагнул вперед, пошатнулся и стянул с головы шлем. Найренги лишь секунду смотрел на него, а потом не разбирая дороги бросился бежать по туннелю, мечтая лишь о том, чтобы поскорее увидеть кого-нибудь, хоть зиндан-аштэда, хоть кирм-зеферских головорезов. Потому что лицо, которое он увидел под шлемом спасшего ему жизнь стрелка, он последний раз видел давным-давно, еще в столице. В зеркале.