Дальше Пекла не сошлют (часть 2)
Строго говоря, в обед разбредаться заключенным не полагалось. Но зиндан-аштэдам следить за этим было откровенно лень и, раздав миски с похлебкой и неизменные полоски вяленого мяса, дополнявшие скудный рацион, дежурная команда убралась восвояси, предоставив заключенных самим себе. Этот короткий период уединения ценился всеми, вот и Найренги забрался в тупиковый туннель и, устроившись на камне, взялся истреблять похлебку, отложив мясо на потом.
Тут-то его и застал косой воришка по прозвищу Терьяк – так-то человечишка пропащий, да еще и совсем свихнувшийся от хуласэ. Рожей Терьяк не вышел от рождения, а теперь из-за постоянного жевания дурмана у него еще вечно текли слюни, а на языке, которым он облизывал губы, издалека были видны гнойные язвы. В столице, где хуласэ временами входил в моду, любитель зелья просто бросил бы его на время, сходил к лекарю и скоро был бы как новенький. Но Терьяк то ли с рождения был глуп, то ли выбили ему последний ум, когда наказывали за кражу мяса из общего котла. Так или иначе, весь день (да бывало и по ночам) бродил несчастный воришка в поисках чего-нибудь пригодного для приготовления дурмана. Поскольку столичных разносолов в Пекле отродясь не водилось, вяленое мясо было единственным вариантом. Умельцы (или глупцы) укладывали его в жидкий камень и через пару дней хуласэ выходило вполне сносным, впитав резко пахнущее вещество, от которого жующий его впадал в легкое забытье, грезил о разных приятных вещах и пробуждался с головной болью. В столице, конечно, готовили хуласэ более изысканно. С фруктами и ароматическими добавками, почти полностью перебивающими запах. Здесь всего этого не было и от Терьяка за пять футов несло как от взлетающего элементолета.
Когда он, шатаясь, вышел из-за поворота, Найренги сразу
понял, что уединился он зря. Глаза у Терьяка были совсем безумные и выпрашивать
мясо он явно не собирался. В другое время Найренги бы легко скрутил воришку, но
как назло решил посидеть с удобством на обрыве, свесив ноги, эстет
столичный и теперь все что надо было Терьяку сделать, это столкнуть его да
забрать вожделенные полоски мяса. А между тем в руках у воришки была увесистая
дубинка – видно откопал где то часть крепежа от старых, взорванных шахт, а у
Найренги только ножик длиной от силы в ладонь, и тот припрятан за пазухой; либо
доставать, либо вскакивать на ноги.
А Терьяк-то дурак-дураком, но видно почуял, что к чему,
дубинку крутанул и вперед, куда дурман делся. Найренги от греха подальше решил
все же отойти от края и успел вскочить на ноги, да так получил дубиной по
плечу, что чуть не заорал от боли – скотин Терьяк навтыкал в нее острых обломков
камня. Потом дыхнул Найренги в лицо выхлопом и снова поднял дубину. Злосчастный
акробат уже было решил, что конец ему, нож никак не достать, и увернуться
негде. Вдруг хлоп! -выстрел, за ним
второй. Терьяк обмяк весь и повалился вперед, прямо на Найренги. Ну дубина
одно, мертвая туша – другое, посторонился, пропустил мимо себя и первым делом глянул кто же это пришел ему на помощь. Вопрос был хороший, туфенги в шахты
запрещалось приносить даже аштэдам, а судя по звуку, прикончили Терьяка совсем
не из пращи.
Стрелок стоял на выходе из туннеля, не прячась, и Найренги
сразу подобрался, не зная как реагировать. В руках незнакомец держал небольшой
ручной туфенг, меньше всех, которых Найренги когда-либо видел. Одет был
странно: длинная свободная туника густого синего цвета, шитая золотом, поверх
нее что-то вроде металлических доспехов, на голове шлем с маской в виде
оскаленного черепа, скрывающей лицо. Ростом не высок, примерно как сам
Найренги. Молчание затянулось, Найренги ждал, незнакомец тоже не спешил
подходить, будто тоже не очень понимал что делать. Потом как-то неуверенно шагнул
вперед, пошатнулся и стянул с головы шлем. Найренги лишь секунду смотрел на
него, а потом не разбирая дороги бросился бежать по туннелю, мечтая лишь о том,
чтобы поскорее увидеть кого-нибудь, хоть зиндан-аштэда, хоть кирм-зеферских
головорезов. Потому что лицо, которое он увидел под шлемом спасшего ему жизнь
стрелка, он последний раз видел давным-давно, еще в столице. В зеркале.
Комментарии